На лице его вдруг появилось напряженное, загнанное выражение, и он смог только прохрипеть:
— Не надо.
— Перестань.
Что-то изменилось. Что-то было не так. Она это чувствовала. Видела, какое у Ника лицо. У него дрогнул мускул на подбородке, и он ровным тоном сказал:
— Не влюбляйся в меня.
Эдди отчаянно попыталась вернуть интимность того момента, когда они занимались любовью:
— Поздно. Я уже влюбилась.
Она уже готова была положить голову ему на грудь, но он сжал ее предплечья, приподнял ее, посадил на кровать, а сам отодвинулся.
— Ник? — Она протянула к нему руку.
Но он этого не увидел. Он уже встал с кровати спиной к ней, взял одежду и хрипло пробормотал:
— Черт подери.
Черт подери?..
Эдди села, прикрывшись одеялом, ей вдруг стало холодно. Спина была все такая же — широкая, сильная и гладкая, всего минуту назад она водила по ней руками.
А теперь это была стена.
— Ник.
Он повернулся к ней.
— Ты же знала — не надо этого делать, — хрипло сказал он.
— Я тебя знаю, — с тихой убежденностью сказала она. — Ты тоже меня любишь.
Он быстро и резко покачал головой:
— Нет.
— Нет? Тогда что ты тут делаешь? — Она махнула рукой, широким жестом обозначив не только комнату, кровать, где они только что провели ночь в объятиях друг друга, но все, что было между ними с тех пор, как он приехал в Санта-Барбару. — Чем мы занимались весь этот месяц?
Он посмотрел ей в глаза:
— Наслаждались друг другом.
Теперь пришла очередь Эдди покачать головой:
— Нет. Это нечто большее.
Но Ник сложил руки на груди.
— Ты принимаешь желаемое за действительное, — сказал он. — Ты видишь то, что хочешь видеть.
— А что в этом такого? — спросила она. Когда несколько минут назад она сказала ему то, что сказала, вся теплая и томная после их любви, мир казался золотым и полным радости. А теперь перед лицом такой неумолимости ей казалось, что облако закрыло солнце. — Хочешь сказать, я тебе безразлична? — медленно спросила она.
— Нет.
По крайней мере, он это признает.
— Ты мой друг. Ты замечательная женщина.
Прозвучало это очень странно, неискренне. Но она смогла выжать из себя слабую улыбку.
— Хорошая любовница? — мило подсказала она ему. Вся эйфория испарилась. Ей было холодно, больно и страшно. Чуть ли не хуже, чем когда она узнала о смерти Бена. Бен никак не мог изменить то, что произошло. Но Ник — Ник по доброй воле отказывался от любви, отталкивал ее и лгал себе самому.
— Прекрасная любовница, — поправился он, не замечая горечи в ее голосе или не желая ее замечать. Он уже надел трусы и натягивал брюки.
Эдди тоже встала с кровати. Ее тошнило. Она вся дрожала. Она не верила в то, что он говорил, но знала, что это не важно. Важно было то, что Ник в это верил.
Она начала быстро одеваться, словно одежда могла ее согреть.
— Я обязательно запишу это себе в резюме.
Ник прищурился:
— А это что еще значит?
Она повернулась к нему спиной и стала натягивать парусиновые брюки и застегивать рубашку.
— Да так, ничего.
И тут Ник протянул к ней руку:
— Эдди.
Она попыталась отодвинуться, но он держал ее крепко, потом повернул ее к себе так, чтобы заглянуть ей в лицо. Он был ей так дорог. Она так его любила. А он сейчас смотрел на нее с таким непоколебимым выражением, он совсем от нее закрылся.
— Ты все себе придумала.
— Нет.
— Да, — настаивал он. — У нас хорошие отношения.
— Я так думала, — согласилась она, от напряжения у нее болело горло. — Я надеялась… — Голос у нее сорвался.
Черт! Она не хотела выдавать, как ей больно. Хотя — почему бы и нет?
— Ты знала, что об этом речи не идет. Я этого не хотел. Никогда, — настаивал он. — Мы это обсуждали.
— А как насчет того, что хотела я?
Он посмотрел на нее:
— Ты меняешь правила игры.
— Я? Ты их изменил, когда приехал за мной сюда!
Он открыл рот, и с секунду она думала, что он будет это отрицать. Но он только пожал плечами:
— У нас была хорошая ночь.
— Ты полмира проехал! Взялся за реставрацию третьесортного глинобитного ранчо, когда мог бы заниматься ценным с исторической точки зрения шотландским замком.
— Я займусь замком. Туда я поеду потом.
— Когда закончишь здесь?
— Да.
— Когда закончишь со мной!
От ее слов у него дрогнул мускул на подбородке. Она мысленно молила его о том, чтобы он это отрицал. Но он не стал этого делать.
— Да, — яростно прошипел он сквозь сжатые зубы.
Эдди вырвалась из его объятий:
— Ладно. — Она схватила с тумбочки телефон и побежала вниз по лестнице.
Ник бросился за ней и догнал ее уже у двери.
— Что ты делаешь?
— Ухожу.
— Что? Куда? Ты же живешь здесь!
— Ну, я сейчас не хочу быть здесь. Идем, — сказала она Рою.
— Эдди! Перестань. Не будь смешной. Если кому-то надо уйти, так это мне.
— Ладно. Уходи. Иди к черту. Мне плевать.
Конечно, это была ложь. Если бы ей было наплевать, если бы она не любила его всем сердцем, ей не хотелось бы сейчас так разреветься. Она распахнула дверь и побежала вниз по ступенькам крыльца, Рой следовал за ней.
— Эдди! Черт подери!
Но она не остановилась. Не могла. И она не собиралась стоять там и слушать, как Ник будет ей говорить, что она ведет себя неразумно. Разум не имел к этому ровным счетом никакого отношения.
— Эдди! Ради бога!
Но Эдди не слушала. Она открыла дверь своей машины, подождала, пока туда запрыгнет Рой, села на водительское место и завела мотор.